Размышления о краеведении

Кто такой краевед - каждый кулик свое болото хвалит!



Между "стандартным" краеведом (как правило не историком, а поэтому не профессионалом , а любителем) и историком есть одна принципиальная разница - есть объект - для краеведа - это пуп земли - единственная и неповторимая халупа, скульптура, межевой столб и др., не имеющая аналогов в мире - "только сейчас и только для Вас , проездом из Бомбея в Париж" и др., а для историка - это типология. Если вдруг это действительно единичный ни на что не похожий объект - он бесполезен для науки - это ужас для историка, у которого начинает рушиться картина мира.
Краевед же почти всегда зашорен своей территорией и за границей ее подчас в соседней деревне не видит аналогов, хотя они лежат, как на ладони. И еще краеведение, как сложная форма психического расстройства (заболевания) - не лечится.

ты читал опус Самохина "оправдание краеведения"?

Читал и три раза он мне его пересказывал - один раз во время пешего похода до Подольска, второй раз у меня дома, а в третий раз на слёте в Смоленске

ну монстр, что сказать

а можно вкратце - в чём суть?

меня на такое чтиво не хватает

http://kraevedenie.chat.ru/sam/sam_list.htm

В общем - краеведение нужно только для того, чтобы человек самоидентифицировал в окружающем пространстве. Передача из поколения в поколение знания о месте проживания - улучшает адаптацию человека к месту и вообще к жизни и т.д.

насчет адаптации не уверен - наоборот, делает его абсолютно неспособным к любой другой форме жизни, кроме краеведения

странным образом башкирские педагоги дошли до этого сами:
http://www.uzaok.ru/viewtopic.php?f=10&t=2440&start=20

тут разница еще и в источниках

историк - ходит в архив

краевед - в архив не ходит (случаи, когда ходит имеют место, однако результаты зачастую плачевны), окучивает старожилов, собственные наблюдения, экскурсии с детишками, случайные находки и пр.

я имела в виду адаптации, коллеги

Я понимаю - каждый из Вас говорит со мной о своём
Продолжаем разговор - Дракоше - Семеныч говорит, что у него в концепции не только адаптация, а "педагогический треугольник".
Михаилу - полностью согласен - зачастую смотрят в книгу, а видят Хемингуэя

равносторонний или равнобедренный - ?

краевед не ходит, он - ведает,
зачем ему куда-то ходить

Семёныч и Дракоша

В качестве материала для обсуждения:

Михаил Немцев
Ориентация на местности. 14 фрагментов. Вместо редакционной статьи// Параллель. №3 (38) октябрь. 2010.

http://www.journal.60parallel.org/ru/jo ... 010/40/417

Краеведение – это обогащение местного прошлого, которое проводит специалист по местной истории, откровенное изобретение истории. Местная история вступает в игру с отношениями подлинности, «настоящести». Плотность ткани исторической памяти увеличивает состоятельность места в качестве места обитаемого. Поэтому историческое краеведение как источник жизнетворящих смыслов, буквально источник энергии естественным образом оказывается востребованным в ситуации (видно, изрядно затянувшейся) перехода российского обитаемого пространства от имперского состояния к какому-то другому (которое называть пост-имперской не хочется, чтобы не закольцевать мысленно эту историю[3]). После «сборки фрагментов бывшего СССР», как определяет трансформацию этого пространства В. Каганский[4], должно наступать состояние сравнительной самодостаточности жизни в разных местах «российского обитаемого пространства». Эффект этой самодостаточности – развитое местное самосознание, которое и основывается на местном (краеведческом) знании. Потому что больше ничем, кроме местной истории, местное будущее не запитаешь. Не интересно! Будущее не может быть интересно само по себе (уж наследники-то советского это знают). Вот как продолжение прошлого (мифологизированного прошлого, об этом ниже) оно может быть и интересно, и привлекательно.


Антинаучность – это родовая болезнь отечественного самодеятельного, «низового» краеведения, известного обычно в исполнении школьных учителей, журналистов, отставных офицеров… Людям из академических учреждений было над чем посмеяться, листая изданные этими энтузиастами брошюры. Но дело в том, что краеведы и историки хотели от истории разного; одни питались прозрачным достоверным знанием, другие – мифологическим фоном этого знания. Они хотели знать, кто первый прошёл по склону горы, на котором стоит их дом; и что с ним потом стало; если архив молчал, для полноты картины ответ на этот вопрос надо было выдумать. Так иногда появлялись причудливейшие мифы.

Мифология. Да, мифы можно производить. Это, вероятно, органичное для краеведа трудоустройство: мифологическое описание местности. Да и что же такое, если не производство мифов, изобретение разнообразной местной символики, сопровождающие её городские легенды, предания? Краеведение, и прежде всего самое развитое его направление – краеведение историческое, естественно мифологизирует обитаемые места.

А мне из той же статьи понравилось
Юрий Андрухович: «Але я маю інакшу перспективу. Точнише, не маю її, бо перебуваю тут, усередині. Це моя територія, це мій підозрюваний і зневажуваний світ, фортечні мури навколо нього давно повалено, рови засипано історичним хламом і культурним смиттям, якоюсь битою порцеляною, гуцульскими кахлями, моя лінія оборони – це я сам, але в мене немає іншого виходу, як тільки боронити цей шматок, цей капоть, ці клапті, що разлазяться навсібіч»